В один из последних мартовских дней, когда в Египте ощутимо наметился перелом от бархатного сезона, зимы, к мгновенной весне и бесконечному лету, а с Синая начал уже потягивать обжигающий суховей — хамсин, в каирском международном аэропорту Альмаза приземлился самолет «Ил-76» компании «Аэрофлот», выполнявший чартерный рейс по маршруту Москва — Афины — Каир.

Среди разномастной публики, заполнявшей хвостовой, самый дешевый салон экономического класса, выделялась группа пассажиров человек в двадцать, державшихся кучно и старательно поглощавших куриные окорочка, баночное пиво и сухое вино, стоимость которых была включена в цену билета. Не нужно было обладать опытом стюардесс, чтобы угадать в этих людях российских туристов, соблазнившихся возможностью за умеренную плату посетить колыбель человеческой цивилизации, на что делался упор в рекламных проспектах «Lucky Turs», одного из четырех крупнейших агентств Египта. Туристский бизнес АРЕ, дававший едва ли не половину национального дохода, переживал не лучшие времена. После нескольких взрывов экскурсионных автобусов, ответственность за которые взяла на себя никому до тех пор не известная группа фундаменталистов, резко сократился приток богатых туристов из Европы и США. У причалов застыли комфортабельные многопалубные теплоходы с каютами класса «люкс», совершавшие круизы по Нилу от Каира до Асуана. В ангарах аэропорта Имбаба пылились в бездействии сине-желтые оболочки огромных воздушных шаров, в подвесных корзинах которых наиболее богатые немцы и американцы проплывали над колыбелью человеческой цивилизации, делая остановки в Долине царей и у отдаленных пирамид и древних храмов Луксора.

Предпринятые правительством АРЕ беспрецедентные меры безопасности, снижение тарифов и повышение класса обслуживания не выправили положения. И лишь агентству «Lucky Turs», два десятилетия назад начавшему осваивать тогда еще советский рынок, удавалось сохранять положительное сальдо. То ли русские по природе своей были фаталистами, то ли привыкли к тому, что постоянно кто-то кого-то взрывает и расстреливает, но группы туристов из Москвы, Санкт-Петербурга и крупных провинциальных городов прибывали одна за другой.

Среди них почти не было богатых людей, но качество искупалось количеством. В генеральной дирекции «Lucky Turs» понимали важность отвоеванных позиций на российском рынке, поэтому все гиды и менеджеры-администраторы, прежде не без некоторого пренебрежения относившиеся к нищим русским, были персонально предупреждены, что при малейшем выражении недовольства туристами из России все они будут немедленно уволены.

Этим, возможно, и объяснялась необычная любезность и предупредительность сорокалетней энергичной дамы, встретившей тургруппу, прилетевшую на «Ил-76», у выхода из зала таможенного контроля. Она препроводила русских леди и джентльменов к мерседесовскому экскурсионному автобусу, три крупных звезды на бортах которого означали, что он оборудован туалетом, баром и кондиционером.

При входе в автобус каждый был награжден самой обаятельной улыбкой, на которую только была способна гид, манерами напоминавшая бойкую продавщицу московского универсама, персональным приветствием «Добро пожаловайт ту Эджипт», а также роскошной белоснежной розой сорта «Нифертари».

Тут же, у входа в автобус, всем были вручены синие пластиковые папки-конверты с клапаном на кнопке. На лицевой стороне каждого рядом с логотипом агентства значилось имя адресата, сопровожденное словами «миссис», «мисс» или «мистер».

Такой конверт вместе с улыбкой гида и розой получил и сухощавый, скромно одетый немолодой турист с простоватым добродушным лицом и седыми, коротко подстриженными волосами. На его конверте значилось: «Mister Golubkov К.».

Оказавшись в автобусе и погрузившись в удобное, с высокой откидной спинкой кресло, он повертел в руках розу, явно не зная, что с ней делать, оглянулся по сторонам, но все миссис и мисс тургруппы, которым можно было бы галантно сплавить цветок, сидели в стороне, а дарить «Нифертари» соседям-мистерам было не просто глупо, а даже двусмысленно и неприлично. На спинке переднего кресла тоже не было никакой сетки, лишь откидной столик, как в самолетах. Поэтому полковник Голубков, несколько воровато оглянувшись, сунул розу под кресло и занялся изучением содержимого конверта.

В конверте находились рекламные буклеты «Lucky Turs» и подробная, на нескольких страницах, расписанная по часам программа счастливого путешествия: три дня в Каире, переезд поездом в Асуан, автобусом — в Луксор, возвращение в Каир, прощальный банкет в ночном ресторане с шоу-программой и танцем живота.

Тур был рассчитан на девять дней, но Голубкова интересовали лишь первые три дня, а еще точнее — только третий день. После завтрака в отеле «Фараон» предполагалось посещение Национального музея, рассчитанное на три с половиной часа — с 11.00 до 14.30. Эта информация явно озадачила Голубкова, он даже взглянул на часы, как бы соразмеряя программу со своими, одному ему известными планами. Не соразмерялась. Голубков озадаченно поморщился, потом сунул программу в конверт, рассудив, что все как-нибудь образуется, откинулся на спинку кресла и стал смотреть в окно на погружавшиеся в вечерние сумерки безликие предместья Каира и слушая вступительную лекцию гида, посвященную истории города. Слушать было интересно. На фразе «В Каир проживает сейчас двенадцать миллионы человеков и десять миллионы автомобил» он изумленно приподнял брови.

А вот смотреть было не на что.

…В последующие два дня мистер Голубков ничем не выделялся из группы туристов. Он без опозданий спускался к завтраку, исправно ездил на экскурсии по огромному мегаполису, загазованному сильней, чем московское Садовое кольцо в час пик, и заваленному мусором, как московские барахолки сразу после закрытия, внимательно слушал пояснения гида в мечетях и у пирамид Гизы, покупал, как и все, на Серебряном и Золотом базарах мелкие сувениры у назойливых, как цыгане, торговцев. Только ничего не записывал, не фотографировал и старался случайно не оказаться в чужом кадре или на видеопленке. Даже во время коллективного снимка на память на фоне сфинкса он сумел вовремя отвернуться, так что запечатленным на память оказался только его седой затылок.